Описание и характеристика стокгольмского синдрома. Жертвы, которые влюбились в своих мучителей: реальные примеры «стокгольмского синдрома

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Стокго́льмский синдром (англ. Stockholm Syndrome ) - термин, популярный в психологии , описывающий защитно-бессознательную травматическую связь , взаимную или одностороннюю симпатию , возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения (или угрозы применения) насилия . Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном счёте отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели. Бытовой стокгольмский синдром , возникающий в доминантных семейно-бытовых отношениях , является второй наиболее известной разновидностью стокгольмского синдрома.

Вследствие видимой парадоксальности психологического феномена, термин «стокгольмский синдром» стал широко популярен и приобрёл много синонимов: известны такие наименования, как «синдром идентификации заложника» (англ. Hostage Identification Syndrome ), «синдром здравого смысла» (англ. Common Sense Syndrome ) , «стокгольмский фактор» (англ. Stockholm Factor ), «синдром выживания заложника» (англ. Hostage Survival Syndrome ) и др. Авторство термина «стокгольмский синдром» приписывают криминалисту Нильсу Бейероту , который ввёл его во время анализа ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года . Механизм психологической защиты, лежащий в основе стокгольмского синдрома, был впервые описан Анной Фрейд в 1936 году, когда и получил название «идентификация с агрессором ».

Исследователи полагают, что стокгольмский синдром является не психологическим парадоксом, не расстройством (или синдромом), а скорее нормальной реакцией человека на сильно травмирующее психику событие . Так, стокгольмский синдром не включён ни в одну международную систему классификации психиатрических заболеваний .

Согласно исследованиям, стокгольмский синдром является довольно редким событием. Согласно данным ФБР о более чем 1200 случаев захвата заложников с баррикадированием захвативших в здании, стокгольмский синдром отмечен лишь в 8 % случаев .

Факторы, влияющие на формирование стокгольмского синдрома

Стокгольмский синдром может получить развитие при:

политических и криминальных терактах (захват заложников);
военных карательных операциях (например, при взятии военнопленных);
лишении свободы в концентрационных лагерях и тюрьмах ;
отправлении судебных процедур;
развитии авторитарных межличностных отношений внутри политических групп и религиозных сект ;
реализации некоторых национальных обрядов (например, при похищении невесты);
похищении людей с целью обращения в рабство, шантажа или получения выкупа ;
вспышках внутрисемейного, бытового и сексуального насилия .

Механизм психологической защиты основан на надежде жертвы, что агрессор проявит снисхождение при условии безоговорочного выполнения всех его требований. Поэтому пленник старается продемонстрировать послушание, логически оправдать действия захватчика, вызвать его одобрение и покровительство.

Гуманизация отношений между захватчиком и жертвой является ключевой при формировании стокгольмского синдрома и обуславливается следующими факторами:

Зная, что террористы хорошо понимают, что до тех пор, пока живы заложники, живы и сами террористы, заложники занимают пассивную позицию, у них нет никаких средств самозащиты ни против террористов, ни в случае штурма. Единственной защитой для них может быть терпимое отношение со стороны террористов. В результате заложники психологически привязываются к террористам и начинают толковать их действия в свою пользу. Известны случаи, когда жертвы и захватчики месяцами находились вместе, ожидая выполнения требований террориста .

В случаях особо жестокого обращения заложники психологически дистанцируются от ситуации; убеждают себя, что это происходит не с ними, что с ними такое произойти не могло, и вытесняют из памяти травмирующее событие, занимаясь конкретной деятельностью .

Если никакого вреда жертве не причиняется, некоторые люди, будучи менее подвержены синдрому в процессе адаптации к данной ситуации и почувствовав потенциальную неспособность захватчиков причинить им вред, начинают их провоцировать .

После освобождения выжившие заложники могут активно поддерживать идеи захватчиков, ходатайствовать о смягчении приговора, посещать их в местах заключения и т. д.

Профилактика при ведении переговоров и дебрифинг

В ведении переговоров при захвате заложников одной из психологических задач медиатора является поощрение развития взаимной симпатии (стокгольмского синдрома) между заложниками и захватчиками с целью увеличения шансов заложников на выживание. Директор исследовательских программ Центра предотвращения международных преступлений д. н. Адам Дольник сообщил по этому поводу в интервью «Новой газете» :

Переговорщик просто обязан провоцировать, поощрять формирование этого синдрома любыми способами. Потому что если террористы и заложники будут нравиться друг другу, то тогда меньше шансов, что заложники сделают что-то глупое, что повлекло бы жёсткие действия террористов. А террористам, в свою очередь, будет крайне трудно решиться на убийство заложников, к которым они испытывают симпатию.

Захват заложников в Стокгольме в 1973 году

23 августа 1973 года бежавший из тюрьмы Ян-Эрик Ульссон в одиночку захватил банк «Kreditbanken » (Стокгольм , Швеция) , ранив одного полицейского и взяв в заложники четверых работников банка: трёх женщин (Биргитту Лундблад, Кристин Энмарк, Элисабет Ольдгрен) и мужчину Свена Сефстрёма. По требованию Ульссона полиция доставила в банк его сокамерника Кларка Улофссона (Clark Olofsson). Заложники звонили премьер-министру Улофу Пальме и требовали выполнить все требования преступников.

26 августа полицейские просверлили отверстие в потолке и сфотографировали заложников и Улофссона, однако Ульссон заметил приготовления, начал стрелять и пообещал убить заложников в случае газовой атаки.

28 августа газовая атака всё-таки состоялась. Через полчаса захватчики сдались, а заложников вывели целыми и невредимыми.

Бывшие заложники заявили, что боялись не захватчиков, которые ничего плохого им не сделали, а полиции. По некоторым данным, они за свои деньги наняли адвокатов Ульссону и Улофссону.

В ходе судебного разбирательства Улофссону удалось доказать, что он не помогал Ульссону, а, напротив, пытался спасти заложников. С него сняли все обвинения и отпустили. На свободе он встретился с Кристин Энмарк, и они стали дружить семьями.

Ульссон был приговорён к 10 годам тюремного заключения, где получал много восхищённых писем от женщин.

Случай Патти Хёрст

Патрисия Хёрст (Patricia Hearst) была захвачена 4 февраля группой «Симбионистская армия освобождения » (англ. Symbionese Liberation Army ). Террористы получили от семьи Хёрст 4 млн долларов, но девушка освобождена не была. Позже выяснилось, что она вступила в ряды С. А. О. под угрозой убийства.

Захват резиденции японского посла в Лиме , столице Перу, 17 декабря 1996

Это самый крупный за всю историю захват такого большого числа высокопоставленных заложников из разных стран мира, неприкосновенность которых установлена международными актами.

Террористы (члены перуанской экстремистской группировки «Революционное движение имени Тупака Амару »), появившиеся в виде официантов с подносами в руках, захватили резиденцию посла вместе с 500 гостями во время приёма по случаю дня рождения императора Японии Акихито и потребовали, чтобы власти освободили около 500 их сторонников, находящихся в тюрьмах.

Сразу после этого захвата заложников общественность стала обвинять президента Перу Альберто Фухимори в бездействии и в том, что он не обеспечил надёжной охраны посольства, лидеры западных стран, чьи граждане оказались в числе заложников, оказывали на него давление и требовали, чтобы безопасность заложников была приоритетной целью при их освобождении. В таких условиях ни о каком штурме посольства, ни о каких других силовых мерах освобождения заложников речи не шло.

Через две недели террористы освободили 220 заложников, сократив число своих пленников, чтобы их легче было контролировать. Освобождённые заложники своим поведением озадачили перуанские власти. Они выступали с неожиданными заявлениями о правоте и справедливости борьбы террористов. Находясь долгое время в плену, они стали испытывать одновременно и симпатию к своим захватчикам, и ненависть и страх по отношению к тем, кто попытается насильственным способом их освободить.

По мнению перуанских властей, главарь террористов Нестор Картолини , бывший текстильный рабочий, был исключительно жестоким и хладнокровным фанатиком. С именем Картолини была связана целая серия похищений крупных перуанских предпринимателей, от которых революционер требовал денег и других ценностей под угрозой смерти. Однако на заложников он произвёл совершенно иное впечатление. Крупный канадский бизнесмен Кьеран Мэткелф сказал после своего освобождения, что Нестор Картолини - вежливый и образованный человек, преданный своему делу.

Описанный случай дал название «лимскому синдрому» (англ. Lima syndrome ) . Ситуация, при которой террористы испытывают настолько сильную симпатию к заложникам, что отпускают их, является обратным примером (частным случаем) стокгольмского синдрома.

См. также

Напишите отзыв о статье "Стокгольмский синдром"

Примечания

Литература

М. М. Решетников.
М. М. Решетников.
. Karen Greenberg. New York: Oxford University Press, 2009.
С. В. Асямов.

Отрывок, характеризующий Стокгольмский синдром

– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s"en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.

В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d"empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c"est un homme d"esprit votre pere, – сказала она, – c"est a cause de cela peut etre qu"il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.

Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.

Термин «стокгольмский синдром» означает психологическую аномалию, суть которой состоит в том, что потенциальная жертва, которая вначале испытывает чувство страха и ненависти к своему мучителю, спустя время начинает ему симпатизировать. К примеру, люди, взятые в заложники, впоследствии могут испытывать сочувствие к бандитам и без принуждения стараются им помочь, часто даже сопротивляясь собственному освобождению. Более того, через некоторый период времени может случиться, что между жертвой и захватчиком могут завязаться продолжительные теплые отношения.

Причины стокгольмского синдрома

Описанный случай доказывает то, что длительное совместное пребывание преступника и его жертвы иногда приводит к тому, что они, в процессе тесного общения, сближаются и пытаются понять друг друга, имея возможность и время общаться «по душам». Заложник «входит в ситуацию» захватчика, узнает о его проблемах, желаниях и мечтах. Часто преступник сетует на несправедливость жизни, власти, рассказывает о своих невезениях и жизненных невзгодах. В итоге заложник переходит на сторону террориста и добровольно пытается ему помогать.

Впоследствии пострадавший может перестать желать собственного освобождения, потому что понимает, что угрозой его жизни может стать уже не преступник, а полиция и спецотряды, штурмующие помещение. По этой причине заложник начинает ощущать себя заодно с бандитом, и пытается по мере возможности помочь ему.

Такое поведение характерно для ситуации, когда террорист изначально обходится с пленным лояльно. Если же человек поддается агрессии, его мучают побоями и угрозами, то из всех возможных чувств он может испытывать только страх за свою жизнь и открытую неприязнь к агрессору.

Стокгольмский синдром – это ситуация, которая встречается относительно редко – только в 8% случаев с захватом пленников.

Синдром заложника при стокгольмском синдроме

Сущность стокгольмского синдрома заключается в том, что при абсолютной зависимости от агрессии преступника заложник начинает трактовать все его действия с хорошей стороны, оправдывая его. Со временем зависящее лицо начинает чувствовать понимание и привязанность, проявлять сочувствие и даже симпатию к террористу – такими чувствами человек неосознанно пытается заместить страх и гнев, выплеснуть которые он не может себе позволить. Такой хаос чувств создает у заложника ощущение иллюзорной безопасности.

Данная терминология прижилась после нашумевшего случая с захватом людей в Стокгольме.

В конце августа 1973 года сбежавший из мест заключения опасный преступник захватил центральный банк Стокгольма вместе с четырьмя банковскими работниками. Террорист, взамен на жизнь людей, потребовал предоставить ему определенную денежную сумму, оружие, заправленную легковую машину, а также досрочное освобождение своего друга по камере.

Полиция пошла навстречу преступнику, освободив и доставив на место преступления его освобожденного друга. Остальные требования оставались под вопросом ещё пять суток, на протяжении которых и террористы, и заложники находились в замкнутом помещении банка под контролем полицейских. Невыполнение всех требований вынудило преступников пойти на крайние меры: был оговорен срок, в течение которого заложники будут убиты. Для достоверности своих слов один из грабителей даже ранил одного заложника.

Однако на протяжении последующих двух дней ситуация в корне изменилась. Со стороны пострадавших и захваченных в плен людей начали звучать критические замечания по поводу того, что освобождать их не нужно, что они вполне комфортно себя чувствуют и всем довольны. Более того, заложники стали просить, чтобы все требования террористов были выполнены.

Однако, на шестые сутки, полиции все же удалось взять здание штурмом и освободить захваченных людей, арестовав преступников.

После освобождения якобы пострадавшие люди заявили, что преступники оказались очень хорошими людьми, и что их следует отпустить. Более того, все четверо заложников даже совместно наняли адвоката для защиты террористов.

Симптомы стокгольмского синдрома

Жертвы пытаются отождествлять себя с агрессорами. В принципе, сначала этот процесс представляет собой своеобразный иммунитет, защитную реакцию, которая чаще всего основана на самостоятельно внушаемой мысли, что бандит не сможет навредить заложнику, если тот станет поддерживать его и помогать ему. Жертва целенаправленно жаждет получить снисхождение и покровительство преступника.
Пострадавшее лицо в большинстве случаев понимает, что мероприятия, которые предпринимаются для его спасения, в итоге могут представлять опасность и для него самого. Попытки освободить заложника могут закончиться не по плану, что-то может пойти не так и жизнь пленника окажется в опасности. Поэтому часто жертва выбирает, по её мнению, более безопасный путь – встать на сторону агрессора.
Длительное нахождение в качестве пленника может привести к тому, что преступник представляется пострадавшему уже не как лицо, нарушившее закон, а как обычный человек, со своими проблемами, мечтами и стремлениями. Особенно четко такая ситуация выражается в политическом и идеологическом аспекте, когда присутствует несправедливость со стороны власти или окружающих людей. В результате пострадавший может обрести уверенность в том, что точка зрения захватчика – безусловно правильная и логичная.
Захваченное лицо мысленно отодвигается от действительности – возникают мысли, что всё, что происходит – сон, который вскоре благополучно закончится.

Бытовой стокгольмский синдром

Психопатологическую картину, часто называемую также «синдромом заложника», часто можно обнаружить и в бытовых ситуациях. Сплошь и рядом наблюдаются случаи, в которых женщины, пережившие насилие и агрессию, впоследствии испытывают привязанность к своему насильнику.

К сожалению, такая картина – не редкость в семейных отношениях. Если в семейном союзе жена испытывает агрессию и унижение от собственного супруга, то при стокгольмском синдроме она испытывает по отношению к нему точно такое же аномальное чувство. Подобная ситуация может сложиться и между родителями и детьми.

Стокгольмский синдром в семье в первую очередь касается людей, которые изначально принадлежат к психологическому типу «страдающей жертвы». Такие люди были «недолюблены» в детском возрасте, они испытывали зависть к окружающим детям, любимым своими родителями. Зачастую они обладают комплексом «второсортности», недостойности. Во многих случаях мотивом их поведения является следующее правило: если меньше перечить своему мучителю, то его злость будет проявляться реже. Страдающий от издевательств человек воспринимает происходящее как должное, он продолжает прощать своего обидчика, а также защищает и даже оправдывает его перед окружающими и перед самим собой.

Одной из разновидностей бытового «синдрома заложника» является посттравматический стокгольмский синдром, суть которого состоит в появлении психологической зависимости и привязанности жертвы, к которой применялось насилие в физической форме. Классическим примером считается перестройка психики человека, который пережил изнасилование: в некоторых случаях сам факт унижения с применением силы воспринимается как само собой разумеющееся наказание за что-либо. Одновременно с этим возникает необходимость в оправдании насильника и попытках понять его поведение. Иногда случались ситуации, когда жертва искала встречи со своим обидчиком и выражала ему свое понимание или даже симпатию.

Социальный стокгольмский синдром

Как правило, человек, который приносит себя в жертву сожителю-агрессору, намечает для себя определенные выживательные стратегии, которые помогают физически и морально выжить, ежедневно находясь бок-о-бок с истязателем. Однажды осознанные механизмы спасения со временем переделывают человеческую личность и превращаются в единственный способ обоюдного сосуществования. Эмоциональная, поведенческая и интеллектуальная составляющие искажаются, что помогает выживать в условиях бесконечного террора.

Специалистам удалось выделить основные принципы такого выживания.

Человек пытается делать акцент на положительных эмоциях («если он не кричит на меня, то это дарит мне надежду»).
Происходит полное отрицание негативных эмоций («я об этом не думаю, мне некогда»).
Собственное мнение абсолютно повторяет мнение агрессора, то есть, полностью исчезает.
Человек пытается взять всю вину на себя («это я довожу и провоцирую его, это моя вина»).
Человек становится скрытным и не обсуждает свою жизнь с кем бы то ни было.
Жертва учится изучать настроение, привычки, особенности поведения агрессора, буквально «растворяется» в нем.
Человек начинает обманывать сам себя и в то же время верить в это: появляется ложное восхищение агрессором, симуляция уважения и любви, удовольствия от половой связи с ним.

Постепенно личность изменяется настолько сильно, что по-другому жить уже не представляется возможным.

Стокгольмский синдром покупателя

Оказывается, «синдром заложника» может относиться не только к схеме «жертва-агрессор». Банальным представителем синдрома может стать обычный шопоголик – лицо, которое неосознанно делает дорогие покупки или пользуется дорогими услугами, после чего пытается оправдать ненужные траты. Такая ситуация считается частным проявлением искаженного восприятия собственного выбора.

Говоря иначе, человек страдает острой формой так называемого «потребительского аппетита», однако, в отличие от многих людей, впоследствии не признает пустой траты денег, а пытается убедить себя и окружающих в том, что приобретенные вещи ему крайне необходимы, и если не сейчас, то потом уж точно.

Такого рода синдром также относится к психологическим когнитивным искажениям и представляет собой постоянно повторяющиеся мыслительные ошибки и несоответствие высказываний с действительностью. Это было неоднократно исследовано и доказано в многочисленных экспериментах по психологии.

Стокгольмский синдром в данном проявлении – пожалуй, одна из наиболее безобидных форм психопатологии, однако и она может иметь негативные бытовые и социальные последствия.

Диагностика стокгольмского синдрома

Современная психологическая практика при диагностике когнитивных искажений основана на целом сочетании специально продуманных клиническо-психологических и психометрических методов. Главным клиническо-психологическим вариантом считается поэтапный клинический диагностический опрос пациента и применение клинической диагностической шкалы.

Перечисленные методы состоят из списка вопросов, которые позволяют психологу обнаружить отклонения по разным аспектам психического состояния пациента. Это могут быть аффективные нарушения, когнитивные, тревожные, спровоцированные шоковым состоянием или приемом психоактивных средств и пр. На каждом этапе опроса психолог может при необходимости перейти от одного этапа интервью к другому. Если нужно, то для окончательной диагностики могут быть привлечены родственники или близкие люди пациента.

Из прочих наиболее распространенных в практике врачей диагностических методик можно выделить следующие:

оценочная шкала для определения степени тяжести психологической травмы;
шкала Миссисипи для определения посттравматической реакции;
интервью Бека для определения уровня депрессии;
интервью для определения глубины психопатологических признаков;
шкала ПТСР.

Лечение стокгольмского синдрома

Лечение проводится в основном при помощи психотерапии. Само собой разумеется, что применение медикаментозной терапии далеко не всегда уместно, так как мало кто из пациентов считает, что вообще страдает какой-либо патологией. Большинство пациентов отказываются принимать лекарственные средства в силу личных обстоятельств, либо прекращают назначенный курс, так как считают его нецелесообразным.

Грамотно проведенная психотерапия может быть перспективным лечением, так как правильный настрой пациента позволяет ему самостоятельно вырабатывать эффективные варианты преодоления изменений психики, а также научиться распознавать иллюзорные умозаключения и вовремя предпринимать необходимые меры, и возможно, даже предотвращать когнитивные аномалии.

Когнитивная схема лечения пользуется различными когнитивными и поведенческими стратегиями. Применяемые техники направляются на обнаружение и оценку неправильных представлений и дезориентирующих умозаключений и умопостроений. На протяжении лечебного курса пациент учится проводить следующие операции:

следить за своими мыслями, возникающими автоматически;
прослеживать взаимосвязь между своими мыслями и поведением, давать оценку своим эмоциям;
проводить анализ фактов, подтверждающих или опровергающих собственные выводы;
проводить реальную оценку происходящего;
распознавать функциональные расстройства, которые могут повлечь за собой искажение умозаключений.

К сожалению, экстренная помощь при стокгольмском синдроме невозможна. Только самостоятельное осознание жертвой реального ущерба от своего положения, оценка нелогичности своих поступков и отсутствие перспективности иллюзорных надежд позволит отказаться от роли униженного и лишенного собственного мнения человека. Но без консультаций специалиста добиться успеха в лечении будет очень сложно, практически невозможно. Поэтому пациент должен находиться под наблюдением психолога или психотерапевта на протяжении всего периода реабилитации.

Профилактика стокгольмского синдрома

При проведении переговорного процесса во время захвата заложников одной из главных целей посредника считается подталкивание агрессивных и пострадавших сторон к обоюдной симпатии. Действительно, стокгольмский синдром (как показывает практика) значительно увеличивает шансы заложников выжить.

Задачей посредника переговоров является поощрение, и даже провоцирование развития синдрома.

В дальнейшем с людьми, которые оказались в заложниках и благополучно выжили, будет проведена неоднократная консультация психолога. Прогноз стокгольмского синдрома будет зависеть от квалификации конкретного психотерапевта, от желания самого пострадавшего идти навстречу специалисту, а также от глубины и степени травматизации психики человека.

Сложность состоит в том, что все вышеописанные психические отклонения являются крайне бессознательными.

Ни один из пострадавших не пытается понять настоящих причин своего поведения. Он проявляет свое поведение неосознанно, следуя подсознательно выстроенному алгоритму действий. Природное внутреннее желание жертвы чувствовать себя в безопасности и иметь защиту толкает её на выполнение любых условий, пусть даже придуманных самостоятельно.

Фильмы про стокгольмский синдром

В мировой кинематографии есть немало фильмов, которые наглядно иллюстрируют случаи, когда заложники шли навстречу террористам, предупреждая их об опасности и даже заслоняя их собой. Чтобы больше узнать о подобном синдроме, советуем посмотреть следующие кинокартины:

«Погоня», США, 1994. Преступник бежит из тюрьмы, угоняет машину и берет в заложницы покупательницу в магазине. Постепенно девушка лучше узнает похитителя и проникается к нему теплыми чувствами.
«Лишний багаж», США, 1997. Угонщик автомобилей угоняет очередной БМВ, не подозревая, что вместе с машиной он ворует ещё и девушку, которая спряталась в багажнике…
«Свяжи меня», Испания, 1989-1990. Фильм о похищении актрисы парнем, что впоследствии породило взаимные чувства друг к другу.
«Город воров», США, 2010. Захватывающий фильм о взаимоотношениях грабителя и его бывшей заложницы.
«Обратный след», США, 1990. Наемному убийце нужно расправиться с девушкой-художницей, ставшей невольной свидетельницей разборок мафии. Узнав девушку поближе, он влюбляется в неё и отправляется вместе с ней в бега.
«Палач», СССР, 1990. Девушка переживает изнасилование и, в целях мести, вынуждена нанять бандита. Однако возникает ситуация, которая заставляет жертву простить своих обидчиков.
«Стокгольмский синдром», Россия, Германия, 2014. Молодую девушку, отправившуюся в командировку в Германию, похищают прямо посреди улицы.

Такое явление, как «стокгольмский синдром», принято относить к парадоксальным, а развивающуюся привязанность жертв к преступникам – неразумной. Так ли это на самом деле?

Состояние, возникающее при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать и даже сочувствовать своим захватчикам или отождествлять себя с ними. Если террористов удаётся схватить, то бывшие заложники, подверженные стокгольмскому синдрому, могут активно интересоваться их дальнейшей судьбой, просить о смягчении приговора, посещать в местах заключения и т. д.

Авторство термина приписывают криминалисту Нильсу Бейероту (Nils Bejerot), который ввёл его во время анализа ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе года. Но желание заложника защитить своего захватчика или вообще «объединиться с ним» в общем было известно задолго до стокгольмских событий, давших название «синдрому заложника». В быту не так уж редко возникают ситуации, когда женщины, перенёсшие насилие и остававшиеся некоторое время под прессингом своего насильника, потом влюбляются в него.

Стокгольмский синдром может возникнуть даже при:

захвате с целью получения выкупа ;
политических терактах (проявляется наиболее ярко, особенно если в обществе существуют различные точки зрения на решение проблемы, из-за которой возникла конфликтная ситуация).

Стокгольмский синдром усиливается в случае разделения группы заложников на отдельные подгруппы, не имеющие возможности общаться друг с другом.

Опасность синдрома

Опасность стокгольмского синдрома заключается в действиях заложника против собственных интересов, как, например, воспрепятствование своему освобождению.

Известны случаи, когда во время антитеррористической операции заложники предупреждали террористов о появлении спецназовца , и даже заслоняли террориста своим телом. В других случаях террорист прятался среди заложников и никто его не разоблачал. Как правило, стокгольмский синдром проходит после того, как террористы убивают первого заложника.

Детали состояния и его причины

Психологический механизм серьёзного шокового состояния изменения сознания человека состоит в том, что сначала действует защитный механизм, зачастую основанный на неосознанной идее, что преступник не будет вредить жертве, если действия будут совместными и положительно восприниматься. Пленник практически искренне старается заполучить покровительство захватчика. Позднее в условиях полной физической зависимости от агрессивно настроенного террориста заложники боятся штурма здания и насильственной операции властей по их освобождению больше, чем угроз террористов.

Захват заложников в Стокгольме в 1973 году

Случай с Пэтти Хёрст

Захват резиденции японского посла в Лиме , столице Перу, 17 декабря 1996

Террористы (члены перуанской экстремистской группировки «Революционное движение имени Тупак Амару »), появившиеся в виде официантов с подносами в руках, захватили резиденцию посла вместе с 500 гостями во время приема по случаю дня рождения императора Японии Акихито и потребовали, чтобы власти освободили около 500 их сторонников, находящихся в тюрьмах.

Сразу после захвата президента Перу Альберто Фухимори стали обвинять в бездействии и в том, что он не обеспечил надежной охраны посольства, лидеры западных стран, чьи граждане оказались в числе заложников, оказывали на него давление и требовали, чтобы безопасность заложников была приоритетной целью при их освобождении. В таких условиях ни о каком штурме посольства, ни о каких других силовых мерах освобождения заложников речи не шло.

Примеры Стокгольмского синдрома

Швеция

В 1973 году Ян Эрик Улссон бежал из заключения. 23 августа того же года он захватил четырех заложников (трех женщин и мужчину) в банке Стокгольма. Улссон выдвинул требования: деньги, машина, оружие и свобода для сокамерника Кларка Улафссона.

Улафссона ему сразу же привези, но наличных, автомобиля и оружия не предоставили. Теперь заложники оказались в компании сразу двоих преступников и провели они в помещении более пяти суток.

В случае штурма Улссон обещал убить всех заложников. Серьезность своих намерений преступник подтвердил тем, что ранил сотрудника полиции, который попытался проникнуть в помещение, а второго под прицелом автомата заставил исполнить песенку.

Два дня ситуация внутри банка оставалась крайне напряженной, но спустя некоторое время между заложниками и грабителями начали складываться более доверительные и даже дружеские отношения.

Пленники внезапно начали испытывать симпатию к своим надзирателям и даже стали откровенно критиковать полицию. Одна заложница даже заступилась перед премьер-министром Швеции, заявив ему во время переговоров по телефону, что нисколько не чувствует себя несчастной и прекрасно относится к Яну Эрику. Она даже попросила правительственные силы выполнить все их требования и дать им волю.

На шестой день начался штурм, в ходе которого все заложники были освобождены, а преступники сдались властям.

Заложники, оказавшись на свободе, стали заявлять в многочисленных интервью, что они нисколько не боялись Улссона и Улафссона. Всех пугал только штурм полиции.

Кларку Улафссону удалось избежать уголовного преследования, а вот Улссон был приговорен к десяти годам заключения.

Эта история стала настолько популярной, что у Яна Эрика появились толпы поклонниц, жаждущих завладеть его сердцем. Отбывая наказание, он женился на одной из них.

Кларк Улафссон встретился на свободе с одной из заложниц, и они стали дружить семьями.

Захват японского посольства в Перу

17 декабря 1998 года в японском посольстве в Перу проходил пышный прием, где под видом официантов в резиденцию посла проникли члены группировки «Революционное движение Тупака Омара». Более 500 высокопоставленных гостей оказались в вместе с послом. Захватчики требовали, чтобы власти Японии освободили всех их сторонников, которые находились в .

Само собой, при сложившихся обстоятельствах ни о каком штурме здания не могло быть и речи, ведь в заложниках оказались не простые смертные, а высокопоставленные государственные лица.

Спустя две недели террористы выпусти 220 заложников. Их заявления после освобождения несколько удивили власти Перу. Большинство освобожденных испытывали явную симпатию к террористам, а боялись властей, которые могли пойти на штурм здания.

Захват заложников продолжался четыре месяца. В это время правительство Японии, казалось, бездействовало, но на самом деле, специалисты рыли тоннель под зданием резиденции. Группа захвата просидела в этом тайном тоннеле более 48 часов в ожидании подходящего момента. Сам штурм занял всего 16 минут. Все заложники были спасены, а все террористы ликвидированы.

По материалам книги Л.Г. Почебут
«Социальная психология толпы» (С-Пб, 2004).

Стокгольмский синдром - психологическое состояние, возникающее при захвате заложников, когда заложники начинают симпатизировать захватчикам или даже отождествлять себя с ними.

Авторство термина «стокгольмский синдром» приписывают криминалисту Нильсу Биджероту (Nils Bejerot), который ввел во время анализа ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года.

При долгом взаимодействии заложников и террористов в поведении и психике заложников происходит переориентация. Появляется так называемый «Стокгольмский синдром» . Впервые он был обнаружен в столице Швеции. Ситуация сложилась следующим образом. Два рецидивиста в финансовом банке захватили четырех заложников - мужчину и трех женщин. В течение шести дней бандиты угрожали их жизни, но время от времени давали кое-какие поблажки. В результате жертвы захвата стали оказывать сопротивление попыткам правительства освободить их и защищать своих захватчиков. Впоследствии во время суда над бандитами освобожденные заложники выступали в роли защитников бандитов, а две женщины обручились с бывшими похитителями. Такая странная привязанность жертв к террористам возникает при условии, когда заложникам не причиняется физического вреда, но на них оказывается моральное давление. Например, в ходе захвата отрядом Басаева больницы в Буденновске заложники, несколько дней пролежавшие на полу больницы, просили власти не начинать штурма, а выполнить требования террористов.

«Стокгольмский синдром» усиливается в том случае, если группу заложников разделили на отдельные подгруппы, не имеющие возможности общаться друг с другом.

Своеобразная ситуация, провоцирующая «Стокгольмский синдром», многократно описана в литературе, отражена в художественных фильмах. Впервые психологическая привязанность заложника к своему сторожу представлена в кинофильме по повести Лавренева «Сорок первый». Затем во французском фильме «Беглецы» с участием известных актеров Жерара Депардье и Пьера Ришара показано возникновение нежной дружбы между неудавшимся террористом (герой Ришара) и бывшим бандитом, ставшим его заложником (герой Депардье). В знаменитом американском фильме «Крепкий орешек» с участием Брюса Уиллиса ситуация последствий «Стокгольмского синдрома» обыгрывается более драматично. Один из заложников проявил солидарность с террористами, предал своих товарищей, выдал жену сотрудника полиции (героя Уиллиса). После этого он был хладнокровно застрелен террористами. Этот пример показывает нам, насколько рискованным является общение заложников с террористами.

Психологический механизм стокгольмского синдрома состоит в том, что в условиях полной физической зависимости от агрессивно настроенного террориста человек начинает толковать любые его действия в свою пользу. Известны случаи, когда жертва и захватчики месяцами находились вместе, ожидая выполнения требований террориста. Если никакого вреда жертве не причиняется, то в процессе адаптации к данной ситуации некоторые люди, почувствовав потенциальную неспособность захватчиков причинить им вред, начинают их провоцировать. Однако любые высказывания о слабости террористов, угрозы отмщения, неминуемого разоблачения и привлечения к уголовной ответственности могут оказаться очень опасными и привести к непоправимым последствиям.

Наиболее ярко «Стокгольмский синдром» проявился во время захвата террористами посольства Японии в Перу. В резиденции японского посла в Лиме, столице Перу, 17 декабря 1998 года проходил пышный прием по случаю дня рождения императора Японии Акохито. Террористы, появившиеся в виде официантов с подносами в руках, захватили резиденцию посла вместе с 500 гостями. Террористы являлись членами перуанской экстремистской группировки «Революционное движение имени Тупака Амара». Это был самый крупный за всю историю захват такого большого числа высокопоставленных заложников из разных стран мира, неприкосновенность которых установлена международными актами. Террористы требовали, чтобы власти освободили около 500 их сторонников, находящихся в тюрьмах.

Сразу после захвата президента Перу Альберто Фухимори стали обвинять в том, что он не обеспечил надежной охраны посольства. Лидеры западных стран, чьи граждане оказались в числе заложников, оказывали на него давление и требовали, чтобы безопасность заложников была приоритетной целью при их освобождении. Но ни о каком штурме посольства, ни о каких других силовых мерах освобождения заложников речи не шло. Спустя сутки после захвата резиденции террористы освободили 10 узников - послов Германии, Канады, Греции, советника по культуре посольства Франции. Террористы договорились с дипломатами, что те станут посредниками на переговорах между ними и президентом А. Фухимори. Президент мог либо подключиться к переговорам с террористами, на чем те настаивали, либо пытаться освободить заложников силой. Но штурм посольства не гарантировал сохранения жизни заложников.

Через две недели террористы освободили 220 заложников, сократив число своих пленников, чтобы их легче было контролировать. Освобожденные заложники своим поведением озадачили перуанские власти. Они выступали с неожиданными заявлениями о правоте и справедливости борьбы террористов. Находясь долгое время в плену, они стали испытывать одновременно и симпатию к своим захватчикам, и ненависть и страх по отношению к тем, кто попытается насильственным способом их освободить.

По мнению перуанских властей, главарь террористов Нестор Картолини, бывший текстильный рабочий, был исключительно жестоким и хладнокровным фанатиком. С именем Картолини была связана целая серия похищений крупных перуанских предпринимателей, от которых революционер требовал денег и других ценностей под угрозой смерти. Однако на заложников он произвел совершенно иное впечатление. Крупный канадский бизнесмен Кьеран Мэткелф сказал после своего освобождения, что Нестор Картолини - вежливый и образованный человек, преданный своему делу.

Захват заложников продолжался четыре месяца. Положение заложников стало ухудшаться. Некоторые заложники приняли решение вырваться на свободу своими силами. И только А. Фухимори, для которого пойти на поводу у террористов и освободить их соратников из тюрьмы было решительно неприемлемо, казалось, бездействовал. В стране его популярность упала крайне низко. Бездействие президента возмущало мировое сообщество. Никто не знал, что группа специально подготовленных людей рыла под посольством тоннель. По совету освобожденных ранее заложников штурм посольства начался во время футбольного матча, который в определенное время суток вели между собой террористы. Группа захвата просидела в потайном тоннеле около двух суток. Когда начался штурм, то вся операция заняла 16 минут. Все террористы во время штурма были уничтожены, все заложники - освобождены.

Синдром заложника - это серьезное шоковое состояние изменения сознания человека. Заложники боятся штурма здания и насильственной операции властей по их освобождению больше, чем угроз террористов. Они знают: террористы хорошо понимают, что до тех пор, пока живы заложники, живы и сами террористы. Заложники занимают пассивную позицию, у них нет никаких средств самозащиты ни против террористов, ни в случае штурма. Единственной защитой для них может быть терпимое отношение со стороны террористов. Антитеррористическая акция по освобождению заложников представляет для них более серьезную опасность, чем даже для террористов, которые имеют возможность обороняться. Поэтому заложники психологически привязываются к террористам. Для того чтобы исключить когнитивный диссонанс между знанием о том, что террористы - опасные преступники, действия которых грозят им смертью, и знанием о том, что единственным способом сохранить свою жизнь является проявление солидарности с террористами, заложники выбирают ситуационную каузальную атрибуцию . Они оправдывают свою привязанность к террористам желанием сохранить свою жизнь в данной экстремальной ситуации.

Такое поведение заложников во время антитеррористической операции очень опасно. Известны случаи, когда заложник, увидев спецназовца, криком предупреждал террористов о его появлении и даже заслонял террориста своим телом. Террорист даже спрятался среди заложников, никто его не разоблачил. Преступник вовсе не отвечает взаимностью на чувства заложников. Они являются для него не живыми людьми, а средством достижения своей цели. Заложники же, напротив, надеются на его сочувствие. Как правило, «Стокгольмский синдром» проходит после того, как террористы убивают первого заложника.

Категории

Популярное